Отвечаем на главный вопрос уик-энда: почему Хэмилтон в Монако так «истерил» из-за шин?
«Я ехал черт знает на чем – сами видели, как несло морду. Машина просто не поворачивала...»
«До финиша оставалось 38 кругов – а у меня уже не осталось шин...»
«Я ехал и думал: при этих симптомах и темпе, который я в теории должен поддерживать, я просто не удержусь впереди. Это было ужасное чувство…»
«В четвертом, пятом, шестом, седьмом, восьмом поворотах я ехал мимо кассы. Я сдвинул назад баланс тормозов, поменял настройки торможения двигателем, распустил дифференциалы – лишь бы машина хоть как-то поворачивала...»
«Определенно это была самая тяжелая гонка в моей жизни...»
Если бы болельщикам Формулы 1 процитировали такие выказывания утром в воскресенье и попросили назвать автора, большинство наверняка приписали бы эти слова кому-то из гонщиков Williams. Да и до сих пор, мягко говоря, вызывает удивление, что автором этого потока жалоб стал пилот команды, выигравшей последние пять чемпионских титулов, а также все шесть гонок этого сезона. Давайте же попробуем разобраться, что сделало улицы Монако столь негостеприимными и заставило Льюиса так страдать.
С обломков Ferrari Шарля Леклера: чтобы маршалы смогли их убрать, судьи выпустили на трассу автомобиль безопасности. Лидеры предпочли воспользоваться этой ситуацией, чтобы совершить единственный запланированный пит-стоп.
Может показаться, что ехать в боксы на 11-м круге из 78 рановато. Однако утром в воскресенье Pirelli, как обычно, озвучила три базовых сценария – и самый быстрый предусматривал переход с шин Soft на покрышки Hard, начиная с 10-го круга. Альтернативным вариантом был переход с Soft на Medium, но чуть позже – начиная с 18-го круга.
Объединил два сценария Pirelli: провел пит-стоп на 11-м круге, но поменял мягкие покрышки на Medium. Таким образом, лидеру гонки предстояло проехать на новых шинах 67 кругов. Ближайшие соперники команды Mercedes – Себастьян Феттель и Макс Ферстаппен – также заехали в боксы на 11-м круге, но предпочли переобуться в шины Hard.
Все лидеры заезжали в боксы одновременно – и стратеги Mercedes не могли знать, какой выбор сделают Ferrari и Red Bull. Если бы все прошло с точностью до наоборот, команда подставила бы своего пилота под атаки и без того весьма агрессивного Ферстаппена. К тому же, сам Тото Вольф в этом сезоне пару раз проговаривался, что у Хэмилтона не всегда получается быстро прогреть шины. Более жесткая, да еще и непрогретая резина в этой ситуации тоже не выглядела стопроцентно надежным вариантом.
Поставили. Но сразу после этого финна на пит-лейне подрезал все тот же Ферстаппен. Боттас зацепил отбойник, повредил колесный диск и проколол шину. Пришлось переобуваться повторно – а еще одного комплекта Medium у команды уже не было. Так что, в итоге Hard финну поставили, отступив от первоначального плана.
Страшно, если посмотреть на статистику других гонок. К примеру, в Шанхае и Барселоне самые длинные серии на составе С4 (на Гран При Китая и Испании он обозначался как Soft) длились всего 16 и 19 кругов соответственно. Однако Монако – специфическая трасса, где и длина круга меньше, и скорости (а с ними и нагрузки на шины) ниже. Не зря Тото Вольф кивает на своих инженеров: мол, они ему говорили, что один круг в Монако – это полкруга на нормальной трассе.
Вдобавок одинаковую с Хэмилтоном схему выбрали Даниэль Риккардо и Кевин Магнуссен – и после финиша не жаловались на убитые шины. Более того, пилот Renault показал лучшее для себя время на самом последнем круге. Еще одним показательным примером стал Ромен Грожан, который проехал 50 кругов и вовсе на самых мягких покрышках.
Ключевым симптомом испорченных шин является резкое падение темпа. Между тем, Хэмилтон что 27-й круг прошел за 1:17,365 (задолго до того, как «оставалось 38 кругов – а у меня уже не осталось шин»), что 76-й за 1:17,449. На стремительное превращение шин в лохмотья это не похоже.
Однако кое-какие любопытные вещи можно увидеть, сравнивая времена Хэмилтона – и того же Риккардо. Самый быстрый круг Рикардо на Medium – на 3,5 секунды быстрее, чем самый быстрый на Soft (сказалось снижение массы машины по мере выработки топлива), в среднем же последние 30 кругов австралиец ехал на 2 секунды быстрее, чем первые 10.
У Хэмилтона все наоборот: круги на Medium медленнее, чем на Soft – примерно на секунду. Даже если предположить, что Хэмилтон, будучи лидером, не стремился выжимать из покрышек максимум, разница с показателями Риккардо (а также их «разнонаправленность») заставляет обратить на себя внимание.
Выносить однозначный вердикт в этой ситуации было бы слишком самонадеянно, но определенные предположения сделать можно.
Во-первых, болид Mercedes, похоже, и в самом деле работал с шинами Medium отнюдь не идеально. Может быть, сказались какие-то уникальные нюансы воскресной ситуации в Монако. Может быть, сыграла свою роль длина отрезка (ведь Mercedes так быстр в том числе потому, что выжимает больше других из шин). А может быть, эти два фактора работали одновременно.
Однако не стоит думать, что «не идеально» можно перевести на нормальный язык как «плохо». Скорее всего, корректной будет такая формулировка: машина по-прежнему позволяла ехать быстро – но не так быстро, как привык Льюис. Плюс требовала тратить на эту «не такую» быструю езду больше усилий. Гонщик оказался вне привычной зоны комфорта. Там, где как на седьмом небе чувствовали бы себя Расселл или Кубица – а вот пилоту, выступающему на Mercedes седьмой сезон, стало не слишком уютно.
Это, опять же, не значит, что Хэмилтон распустил сопли и проклял тот день, когда сел за баранку этого «Мерседеса». Стабильность его времен на круге говорит, что пилот смог найти нужный компромисс между скоростью и отсутствием лишнего риска. Но необходимость бороться за победу, а не катиться к ней, во-первых, заставила больше и напряженнее общаться с командой – а во-вторых, повысила уровень адреналина.
При этом еще в субботу можно было заметить, что Льюис находится в весьма своеобразном эмоциональном состоянии. После завоевания поула он очень громко кричал по радио, дал неожиданно многословное интервью в закрытом парке, а потом даже полез на забор. По какой-то не очень понятной посторонним людям (нам в том числе) причине Хэмилтон решил, что для него принципиально важно выиграть именно эту гонку.
Похоже, именно отчаянному желанию победить в Монако, помноженному на необходимость прилагать к этому достаточно серьезные усилия, мы и обязаны такими яркими эпитетами и красочными описаниями. В которых надо видеть не жалобы и нытье, а скорее удовольствие от того, что после месяцев в целом безбедной жизни оказался в не самой простой ситуации и одержал победу над обстоятельствами.